В храме Рождества Христова нет ярких красок или деталей. Тёмные, как бы покрытые патиной стены, иконы, колонны — кажется, что ты уже в пещере. Но она где-то впереди, рядом с алтарём.
 

 
Ждем, когда подойдёт наша очередь. В пол-уха слушаю гида, все мысли об одном: где же вход в пещеру? Очередь упирается в стену. На ней Вифлеемская икона Божией Матери, единственная в целом мире, где Богородица улыбается… С тихой улыбкой Пречистая смотрит на всех, кто пришёл поклониться Рождеству Её Божественного Сына.
 
А поклоняются все без исключения. Главные святыни этого храма нельзя увидеть, не поклонившись. Даже войти в него невозможно, не склонив голову, — притолока узкого дверного проёма на уровне плеч.
 
Слева от иконы Пречистой полукруглые ступени, постепенно сужаясь, обрамляют углубление и узкий проём, ведущий вниз. Вот он — вход в пещеру Рождества! Лица, глаза… Кто-то суетится, кто-то ругается, кто-то сосредоточенно молчит. Всё как всегда — суета рядом со священным.
 
 
Медленно, как в узкое горлышко песочных часов, людской поток течёт в потаённый полумрак пещеры, куда-то в глубину — в суть. Здесь каждый человек погружается в тайну — ведь всё, что связано с Богочеловеком, — и Его рождение, и смерть, и воскресение — тайна. Мы можем только знать, что это было, но понять как — никогда.
 
Пещера, где родился Божий Сын, скромна. Ни позолоты, ни драгоценных камней...
 
Сделав земной поклон (а иначе не приблизиться к святыне) и поцеловав серебряную звезду, вытираю слёзы, но их так много... Что это — благодарность? Радость? Ощущение собственного недостоинства? Тысячу раз прав архиепископ Иоанн (Шаховской) — слова бессильны выразить то, что переживаешь в такие моменты: