В редакцию пришло письмо: «Меня зовут — Ирина Фёдоровна Аверина. Я из Пинска. Более 15 лет мы — общественное объединение «Наши дети» — занимаемся детьми, чьи родители больны алкоголизмом и наркоманией. С Божьей помощью удаётся многое, дети причащаются и стараются жить по-христиански. Но суть моего письма в ином.
 
Помогает нам кормить и одевать детей женщина из северной Германии. Мы встретились с ней более 20 лет назад, и она поведала чудную историю о своём отце, который в 1943 г. под Сталинградом попал в плен. В лагере он почти умирал от голода, и одна русская женщина… помогла ему. Пленный немецкий солдат выжил и вернулся домой. Спустя годы, он рассказал эту историю своей дочери — Фрауке Ниссен.
 
Прошло много лет, и когда мы встретились с ней, Фрауке рассказала мне о своих чувствах. Ей очень захотелось помогать нам (картошка начала приносить плоды в душе Фрауке). Она многое успела сделать — уже 20 лет помогает глухим детям и нашим подопечным.
 
Мне уже много лет, и мне бы очень хотелось, чтобы эта история в будущем назидала наших детей. Неизвестная русская женщина посеяла семена добра, семена христианской любви. Спустя многие десятилетия, семена дали всходы на земле Германии. Плоды попали на белорусскую землю — детям из Пинска».
 

 
Конечно, захотелось больше узнать о Фрауке Ниссен, о том, как был спасён её отец, и об авторе письма. И когда Ирина Фёдоровна ответила на наши вопросы, в этой истории неожиданно проявилась ещё одна смысловая линия, возникло светлое напоминание о русской святой, немке по происхождению, — великой княгине Елисавете.
 
— Ирина Фёдоровна, расскажите подробнее историю про спасение узника концлагеря…
 
— Русская женщина с очень длинными волосами подходила к забору с колючей проволокой и какими-то сигналами договорилась с пленным так, что под этими волосами сзади давала ему картошину, и он её съедал, и выжил. Правда, Фрауке не сказала, почему именно её отец был выбран для этого… И когда солдат вернулся домой, то впоследствии поведал историю своей дочери.
 
— А как вы познакомились с Фрауке Ниссен?
 
— У меня есть приёмный сын. Он с группой детей-сирот ездил в Германию и попал в семью журналистки Тилы Лоренсен. А она, приехав к нам, сказала: «Ну, Ирина, у тебя какая-то нетипичная семья. Чем я могу тебе помочь?» Тогда я работала в школе глухих, и у нас была девочка-сирота — Верочка. Говорю: «Мне ничего не надо, но вот Верочке, если сумеешь, помоги! Никого у неё в мире нет». Она: «Давай попробуем. Я приеду и напишу статью».
 
— Ирина Фёдоровна, а почему гостья назвала вашу семью «нетипичной»?
 
— Для неё нетипично, а для меня абсолютно нормально, по-русски было то, что у меня в семье жил неродной ребёнок — мой сын и двоюродный племянник. Мы взяли его под опеку в возрасте 13-ти лет. Сестра двоюродная умерла, и мы его забрали.
 
— И Верочку вы взяли к себе так же?
 
— Так. И когда эта журналистка написала, то на статью откликнулась семья Ниссон. Муж Фрауке — акустик, занимается слуховыми аппаратами. Они вызвали нас в Германию, и мы с Верочкой поехали туда. Так мы с Фрауке и встретились — двадцать один год назад. А Фрауке с мужем начала помогать Верочке. Слух у неё не совсем был потерян. Девочка прошла полное обследование, получила слуховые аппараты. Сейчас ей уже 27 лет, и без аппаратов она свою жизнь не мыслит. Хотя это не значит, что она стала абсолютно такой же, как и все. Вообще, тотально глухих не существует, это редкое явление в природе. Но для того, чтобы ребёнку надеть слуховой аппарат, нужно провести высококвалифицированное обследование.
 
Фрауке сказала мне: «Знаешь, Ирина, у меня внутри что-то переворачивается от одной истории. Я расскажу тебе про моего отца... А давай помогать и другим детям?» Уже через полгода я привезла восемь глухих детей...
 
— Интересно! Неужели только воспоминание о спасении отца и благодарность за это подвигло её помогать детям, причём не своим, немецким, а белорусским? Она, вообще, — верующий человек?
 
— Сейчас — очень.
 
— Почему такое уточнение — сейчас?
 
— Думаю, её научили верить наши дети. Уже не глухие, а те, с которыми мы работаем через общественное объединение. Перед едой дети всегда молятся — невзирая ни на что, в любых ситуациях. Немцы при этом сначала сидели. Потом потихонечку начали подниматься. Потом говорили друг другу: «Тихо!» И так, со временем, эта команда уверовала. Может, не столь ортодоксально, но вера есть, и серьёзная.
 
Вы знаете, мы с Фрауке очень долго друг другу не доверяли. Она смотрела на меня со своей стороны — благополучной, а я — с другой: не могла понять её мотивацию. И она до сих пор не может объяснить мне это, только говорит: «Это вот здесь, понимаешь, здесь», — и указывает на сердце. А её муж убеждён: «Бог говорит нам так делать». Они с мужем очень доверяют Богу…
 

 
— А по вероисповеданию они католики или лютеране?
 
— Были протестантами. Вообще, Фрауке очень красивая, небесно красивая, необыкновенно! Женщин красивее неё я в своей жизни не встречала. У неё гармония и внутри, и снаружи. Она очень чувствует людей, и, хотя практически не знает русский язык, но по глазам, по мимике может понять, о чём мы говорим. Это удел людей с развитой душой.
 
— Я вспоминаю ещё одну немку, в которой изумительно сочетались внешняя и внутренняя красота, — великую княгиню Елизавету Фёдоровну.
 
— Наше служение, когда мы стали помогать детям из неблагополучных семей, началось с книги Любови Мюллер «Великая княгиня Елисавета». И я была в Дармштадте, много читала про преподобномученицу. Иногда мне казалось, что это она в образе Фрауке. Я видела её отца. Он был такой высокий, статный, в очках, с очень хорошими манерами, выдержанный.
 
— То есть вы хотите сказать, что и отец, и дочь обладают неким внутренним благородством?
 
— Хотя Фрауке всегда говорит: «Я из семьи крестьян». Нет, она необыкновенна внутри. Там действительно какое-то родовое, знаковое предназначение. Она, как и преподобномученица Елисавета, войдя в комнату, может быстро поставить на салфеточку свечу, где-то положить букет или цветок, — и всё красиво. С ней всё красиво. Какой-то гармоничный человек. И вместе с тем, она может обнимать детей алкоголиков, вытирать им руками сопли, целовать их. У нас я не нахожу столько любви, сколько у этого человека. Дети всегда, когда уезжают, окружают её, обнимают… А мне она рассказывает: «Я очень долго не стираю свою кофточку, потому что она вся — в детских слезах. Детям некуда уезжать; куда они возвращаются?» Люди чаще всего сторонятся таких детей, не понимают, что это болезни их родителей. А вот Фрауке как-то смогла понять. Она часто приводит пример с двумя крылами: если одно падает, то другое крылышко поднимается.
 
— А что за крылья?
 
— Бывает много ситуаций, когда у неё просто не остаётся сил — ведь немцы не принимают её служение. Они считают, что сейчас в Германии очень много своих проблем. Зачем помогать русским детям? Беларусь и Россия — одно и то же для них. И она говорит, что одно её крыло падает. Но другое тогда поднимается вверх. И есть баланс в её работе.
 
— А второе крыло — это что?
 
— Это муж и Бог. Муж — бизнесмен. Он говорит: жена имплантировала в него свои чувства, заставила смотреть на мир другими глазами…
 
— А как вы думаете, почему Фрауке такая? Скажем так: история спасения отца может вдохновить начать активную благотворительную деятельность, но всё же… Далеко не каждый решится.
 
— Все задачи даны нам свыше. Мы часто беседуем с Фрауке о чувствах, о мосте, который проложен между Востоком и Западом, о том, что 20-ть лет сотрудничества — это очень много. И сколько было препятствий… А она говорит: «Это задача от Бога». И всё. Я тоже так считаю. Бог не в силе, а в правде. Вот в этом и укрепляешься бесконечно.