О том, как выдержать состояние стресса, вызванного пандемией коронавируса, и без страха смотреть в будущее, беседуем с кандидатом психологических наук, доцентом кафедры психологии ГУО «Академия последипломного образования» (г. Минск) Валерием ПАРХОМОВИЧЕМ.

 
 
— Сейчас всё человечество переживает исключительный стресс, вызванный эпидемией новой болезни и изоляцией стран друг от друга... Это нечто чрезвычайное! Такого ныне живущее поколение за всю свою жизнь, наверное, не припомнит.
 
— Да, наверняка в мировой истории ничего подобного ещё не происходило.
 
— Вопрос: как выдерживать это состояние стресса, ведь оно реально подавляет? Практически у каждого разрушилась масса планов, ожиданий, очень интересных и воодушевлявших. Впереди неизвестность — не ясно, когда всё восстановится, какие будут реалии в мире. Каким будет то, что было достаточно предсказуемо и понятно до этого — возможности перемещений, приобретений и так далее. Потеряна стабильность, определённость…
 
— Уже в самом вопросе Вы фактически перечислили все основные индикаторы психологического кризиса, когда жизненные основы начинают если не разрушаться, то трансформироваться.
 
Возникает ощущение, что мы находимся в какой-то точке невозврата, что всё, больше никогда, как прежде, не будет. В принципе, и не будет. Любой кризис (а мы живём именно в нём), если говорить с психологической точки зрения, — это такой переходный момент, после которого два пути: либо в посткризисный рост, либо в посттравматическое расстройство.
 
 
— Поясните, что это такое?
 
— Условно говоря, любой кризис представляет собой некий перелом, пункт на пути, после которого возврата назад не будет. И проявляется он, как правило, на трёх уровнях: на духовном, психологическом и соматическом.
 
Ведь мы живём в неких духовных иллюзиях:
 
- бессмертия,
 
- уникальности,
 
- что этот мир устроен справедливо.
 
И эти иллюзии начинают разрушаться. Сегодняшняя ситуация показывает, что мы очень мало контролируем свою жизнь и вовсе не бессмертны.
 
Что такое иллюзия бессмертия? Это значит, что я, как минимум, должен прожить от нуля до 70-80 лет. И мои родные должны прожить так же. Моя задача — только контролировать, чтобы не произошло чего-то экстраординарного. А тут оказывается, что вирус вошёл в нашу жизнь и разрушил иллюзию того, что мы живём как боги, что мы бессмертны. Вдруг оказывается, что дети мои смертны, и жена, и родители…
 
 
— И для таких открытий не понадобилось ни агрессивных пришельцев, ни падения метеоритов. Мир начал трещать по швам и без подобных фантастических сценариев…
 
— Да, без катастроф. И когда иллюзия бессмертия начинает разрушаться, сразу возникает тревога, страх. Ведь мы на самом деле сами себя представляем исключительными личностями. Это ещё одна специфика психологической иллюзии. Мы видим по телевизору катастрофы, как кто-то погибает. Но это всегда где-то там, всегда не с нами. Когда начиналась эпидемия, все смеялись: «Китай далеко… Какой-то Ухань! Мы про него никогда не слышали. Какой-то вирус. Ну, и пусть они своими странными азиатскими болезнями болеют! А у нас всё будет продолжаться, у нас будет счастье». И вдруг оказывается, что мы не особенные, не из ряда вон...
 
— И всё в мире взаимосвязано.
 
— Оказывается, мир такой маленький. И мы какие-то…
 
— Уязвимые?
 
— Точно! Хрупкие. Не бессмертные. И ещё и не исключительные. Мы думали, что будем жить вечно, а тут оказывается, что вот она пришла — вечность, и мы стоим на её пороге.
 
Что такое кризис? Когда подхожу я к нему, то понимаю, что стою на каком-то краю, на рубеже и заглядываю в какую-то бездну. Как говорил Ницше: «Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя». И я реально ощущаю её взгляд, её дыхание…
 
— Другими словами — её реальность.
 
— У американского философа Берта Рассела относительно разрушения иллюзий есть такая аллюзия, что ли, про рождественскую индюшку. Она живёт год или два на своём подворье. Фермер кормит её, нежит, пестит, лелеет, любит, в общем, окружает всяческой заботой. И у индюшки представление, что она живёт в защищённом мире, который контролируется этим прекрасным человеком. То есть, у неё никакого кризиса в голове нет, а только сплошная определённость, представление, что так будет всегда, что хозяин будет её любить вечно. И чем это заканчивается? Тем, что вдруг перед Рождеством приходит фермер, хватает её за горло и режет! Тут у индюшки в голове наступает кризис: как этот прекрасный человек, от которого невозможно было ожидать чего-либо подобного, вдруг проявляет себя так! Весь мир переворачивается! И последняя мысль индюшки: «Какая я была дура, вообще, как могла верить этому страшному, невообразимому монстру!!!»
 
У нас во время кризиса примерно такой же эффект возникает. Мы думали, что всё контролируем, что мы — бессмертные, уникальные, с нами уж точно ничего не произойдет, ведь в Беларуси гор нет — землетрясений не будет, морей нет, —соответственно, наводнений, цунами не будет, у нас тут сплошная благодать! Просыпались мы в понедельник, шли на работу до пятницы, а в субботу-воскресенье ели свои шашлыки и думали, что так будет всегда. И вдруг кризис! Его специфика в том, что он сталкивает человека с самим собой. Я вдруг оказываюсь в запертом пространстве, наедине со своими близкими, в голове у меня полный кавардак — когнитивный диссонанс.
 
 
— К слову, в Беларуси карантин-то не объявляли. В Европе и у россиян кризис ещё круче! Всех заставили пару месяцев сидеть дома.
 
— Да. Они, по сути, прошли семейный психологический тест. Потому что в кризисе обостряются все скрытые противоречия, которые хоть и были, но мы могли от них убежать. Допустим, у меня кризис в отношениях с женой — я уходил на работу, а когда возвращался, делал вид, что ничего не происходит, мило разговаривали о том, как дела… Когда же нас посадили лицом к лицу, то мы в конечном итоге поняли, что вот он — кризис!..
 
И что интересно, есть специфика кризисных проявлений: там, где были гармоничные взаимоотношения, гармоничная жизнь, кризис добавляет гармонии, она усиливается и расцветает. А когда есть какая-то червоточина, дисгармония, тогда наоборот, всё это усиливается и обостряется. Вот поэтому и говорят в психологии про посткризисный рост: из кризиса люди обычно выходят либо обновленными, с каким-то новым потенциалом, готовые к новым свершениям, с более реалистичными взглядами на жизнь, с укрепившейся мировоззренческой позицией, закалившиеся, что ли. А есть категория тех, кто выходит абсолютно раздробленным, разбитым, потерянным — без потенциала.
 
Когда человек попадает в когнитивный диссонанс, то пытается его разрешить. Но что это такое? Это когда мои мировоззренческие представления, например, о том, что мир справедлив, Бог справедлив, люди в этом мире добры, прекрасны, чутки, что у меня прекрасная семья — всё начинает подвергаться сомнению. И мне надо этот когнитивный диссонанс разрешить.
 
Что сейчас и наблюдается очень интенсивно: на всех интернет-каналах, соцсетях, по телевизору, в разговорах между собой люди пытаются разрешить когнитивный диссонанс, то есть пытаются выстроить концепцию этого кризиса.
 
— Собственно, они пытаются адаптироваться. Снова найти опору, которую ситуация с пандемией выбила из-под ног…
 
— Да, а для этого надо выстроить концепцию того, что происходит. В кризисе человек, в первую очередь, склонен искать ответы на вопросы «почему так случилось?»; «если так случилось, что мне делать сейчас?»; «и что мне надо будет делать завтра?». То есть стремится понять механизмы. На основании этого понимания он начинает вырабатывать модель своей дальнейшей жизни и преодоления кризиса. Сейчас люди фактически пытаются выстроить новую концепцию мира.
 
— К сожалению, это пока невозможно — в уравнении нашего будущего бытия сплошные иксы и игреки!
 
— Совершенно с Вами согласен. Если посмотреть даже выступления экспертов, то они, по большей части, прежде всего, эмоциональны. Они ориентируются не на факты, а скорее — на интерпретацию фактов. А это разные вещи — интерпретация факта и сам факт.
 
— Это то же самое, когда мы пытаемся интерпретировать мотивы чужого поступка — и ошибаемся. Сложно оценить, что на самом деле движет человеком!
 
— Это идентичные вещи. И пока мы выстраиваем концепцию происходящего, то начинаем всё больше и больше погружаться в состояние неопределённости. А это уже психологическая характеристика кризиса. Мы не знаем, что будет через месяц, два, через год, когда закончится пандемия, каким станет мир? Все заглядывают слишком далеко. В психологии это обозначается феноменом «взгляда в неопределённое будущее».
 
— А чем это плохо?
 
— Как правило, такой взгляд усиливает тревогу и страхи, способствует поглощённости человека страхом, который начинает руководить его жизнью. Я попадаю в состояние неопределённости и начинаю предполагать. А тут ещё все эксперты начинают твердить: будет ещё хуже! И непонятно, когда будет — завтра, через час или через год, два, три. Но уже происходит эмоциональное заражение. Мы начинаем прислушиваться к самим себе на телесном уровне, нет ли у нас симптомов: если болит горло, появился ли насморк? Появился — значит, это не коронавирус… Мы прислушиваемся и становимся подозрительными ипохондриками, которые тревожатся и в отношении своих близких, приглядываются и к их здоровью.
 
 
Но есть понятие конкретизированного будущего: сейчас мы с вами разговариваем и можем приблизительно сказать, сколько ещё минут продлится наш разговор. Мы предполагаем, что будем делать после этого разговора, какой у нас будет обед или ужин, что сегодня будем смотреть по телевизору.
 
— В конце концов, мы знаем, во сколько сядет солнце, наступит темнота. Знаем, что спать захочется, кушать — вот это определенность.
 
— Специфика вот в чём: мы можем прогнозировать своё будущее максимально на неделю. Но дальше… Допустим, что вы будете делать через неделю в это же время? Но не спрашиваю, что через год.
 
— Что через год, не знаю. Но если куплю билет, к примеру, на самолет, чтобы полететь в конкретный аэропорт, то буду знать. Хотя… Началась пандемия, и большинство авиарейсов отменили и планы многих рухнули. Тем не менее, мы не можем жить, не планируя будущее, это невозможно!
 
— Конечно, невозможно. Но сейчас мы живём в ситуации невозможности: ничего не можем планировать, не знаем, что будет в ближайшее время, пройдёт ли эпидемия… Сейчас мы не знаем, как жить в простых вещах. Попав в ситуацию конкретной жизни, не знаем, что с ней делать. В этом и проявляется либо наша потенциальность, либо беспотенциальность.
 
 
Вспомните разговоры до кризиса: «У меня рутинная жизнь — работа-дом-работа. Как хорошо было бы заняться семьёй, детьми. Улучшить качество жизни, вернуться к себе…» Казалось бы, пришло то, о чем вы мечтали: есть возможность обратить внимание на свои интересы, перестать быть загнанной лошадью с пятнадцатью работами, посмотреть на своих детей… И вдруг оказывается, что мы разучились жить сегодняшним днём. Увидели своих детей, но не знаем, что с ними делать. В лучшем случае подсовываем им компьютер с играми.
 
И я понимаю, что это не то общение, о котором так мечтал, но не знаю, что могу предложить своим детям…