Из города не видать Россию такой, какая она есть. Мы живём в матрице города. Вместо леса, гор, моря и неба у нас картинки из интернета и тяжёлое небо над нашими домами, на которое глядеть неприятно и страшно. Никто на него и не смотрит.
 
Поехал я в дальнюю часть Рязанской области, чтобы обследовать храм. На тридцатом километре от города начался «внутренний Марс» — земля, не имеющая ничего общего с тем местом, где мы живём.
 

 
Зима. Позёмка, бегущая по шоссе, сметает снег в деревья редкие и дальше несёт снежную пыль по холмам, к далёким огням на горизонте. Среди ночи эти огни — как маяки в чёрном враждебном море. Кто там живёт? Кто светит? Зачем они там?
 
Лента дороги, как струя, свивается в горлышко пространства и ведёт к жилью, которого не видно. Кругом белая метельная пустыня. Холм за холмом. Лес за лесом. Ручей за ручьём. А жилья всё не видно, но оно есть, и люди каждый день видят эту метель до горизонта, чёрную речку, разрезающую белый заснеженный овраг в кружеве ив, засыпанных снегом. Электрические столбы то сходятся, то расходятся, как кресты на голгофе Земли. Каждый день в людских глазах — живая земля, живое небо и живая вода и равнодушная страсть пустого пространства.
 
 
Приехал я в старинное село. Всё засыпано снегом, словно небо пытается стереть с лица земли грязь и раны, которые сделал человек. И в этом контрасте — небесной чистоты, упавшей на землю, и ошалелого человека, удивляющегося желанию неба видеть всё чистым, — начинается русская зима. Если эту драму переложить на музыку, то... нет, ещё не написана такая музыка. Разве что-то подслушано Свиридовым и струнными квартетами барокко.
 
Как обычно, в храме расположился клуб. В тёмном низком холле сыро и холодно: бильярд, печка с дровами, тряпичные куклы; на стенах — афиши, плакаты с легко одетыми фигуристыми женщинами, убирающими хлеб и кормящими детей грудью. Господи, как жалко этих людей, которым не хватает поэзии жизни в этом великолепии драмы неба, земли и человека!..
 
Часть «клуба» решили отдать Церкви.
 
 
Храм XYIII века. Со сводами. Окна заложены. Тут уже стоит тумбочка с записками и на них лежит требник. Подсвечник — криворукий, самодельный… А ладаном пахнет... Но словно нет в храме сердца. Нет службы, а батюшка — командировочный.
 
Стоят трое: священник, старуха и богатый человек. В их руках судьба храма. Вопрос один: кому нужен этот разрушенный дом?
 
Двести лет здание хранили неизвестные нам христиане. Сто лет его ломали коммунисты. И вот теперь оно, истерзанное, досталось нам. Его судьба в наших руках, как мне сначала показалось. Однако, подумав, пришёл к выводу: на самом деле, храм, скорее, в руках Бога, чем в наших. А что нужно Богу, дабы Его дом ожил? Мы-то много чего хотим, а чего хочет Бог?
 
 
Батюшка
 
— Батюшка, ты здесь приходящий, и приход тебе в нагрузку. Зачем тебе этот храм?
 
— Ну, во-первых, благословили. Во-вторых — это поруганная святыня и место святое. На месте алтаря всё ещё стоит Ангел храма и плачет. И если у нас есть возможность спасти храм, его надо спасти. Ведь не всем выпадает такая прекрасная доля. А если выпадает, то страшно не исполнить волю Бога и стать преступником благословения.
 
Староста
 
— Мать, тебе зачем эти хлопоты, ведь вы уже служите в чистом месте?
 
— Это храм. Он наш. Его строила наша барыня Елена. Она была прекрасной женщиной. Надо за неё молиться. Люди хотят молиться в храме. Храм Божий без людей и люди без храма — душа без тела и тело без души.
 
Прошли в храм. В нём не видно заботливых рук сельских женщин: ни рушников, ни половиков, ни искусственных цветов… Как-то уныло и по-сиротски. Алтарь раскопан. Пепел, опилки, железки, полумрак.
 
С чего начать?
 
— Батюшка, начните с алтаря. Нужно выгрести мусор, насыпать песок, сделать стяжку, гидроизоляцию, постелить плитку, тёплые полы. Денег нужно совсем ничего, а село — богатое.
 
— Да я тут служу изредка. Мой храм в другом месте. А сельчане не хотят.
 
— Мать, как же вы не можете выбросить мусор? Возьмите — вёдрами. Принесите песок. Утрамбуйте с народом, полейте водой. Купите цемент.
 
— Э-э-э… нас тут три старухи. Денег нет… Нам бы кто помог, а уж были бы благодарны!
 
— Храм стоит около десяти миллионов. Вас трое. По три миллиона на старуху?
 
— Нет. Нас много — семнадцать членов церковного совета.
 
— Так возьмите и вынесите по ведру. Скиньтесь по тысяче: хватит и на песок, и на цемент. Ещё два раза скиньтесь — и хватит на тёплый пол.
 
— Э-э-э… у нас в храм никто не ходит. Вон те богатые дома ездят в другие деревни. Уж так они привыкли.
 
— Значит, селу не нужен храм?
 
— Нужен. У нас тут летом москвичи и целое общество. Все хотят молиться. Уж как хотят!..
 
 
Богатый человек
 
— Я не вижу, что этот храм нужен народу. Село богатое. Никто не хочет даже мусор вынести из святого места. Село мне чужое. Вот куплю им храм, а они что? Храм — это мать и отец. Храм — это как самому жениться, растить детей и строить дом. Как можно родить детей за кого-то? Как можно жениться за кого-то? Сами построят храм, сами никогда не развалят. А чужое как пришло, так и уйдёт. Даром ничего не ценится. Храм нужно оторвать от благ с кровью и потом. Это их храм. Я уже настроился этих игрушек. Построишь храм, а они замок на дверь не купят. Им надо всё готовое. В каждом доме — ковры-телевизоры. У каждого дома летом по две машины стоят — дети из Москвы приехали. Все сытые, а копейки на храм не дадут. Что же мне игрушку для старух делать? Я Богу положу копейку, там, где людям Бог нужен. А тут я этого не вижу. Вот пусть бы хоть батюшка сам вынес мусор из алтаря — ревность делом проявил, тогда бы я начал помогать потихоньку.
 
— Я не могу у вас трудиться. Тут жить надо. А моя семья не желает ехать сюда. Зачем мне вёдра таскать? У меня здоровье не то. Пусть их носят люди, если им нужен храм.
 
— Вот приедут летом москвичи на дачи, мы сбросимся и наймём узбеков или хохлов, так они всё и вынесут. А ты пока денег дай, мы сейчас что-нибудь начнём. Узбеки всё за нас и сделают. Дай уж денег, сколько дашь!..
 
 
Вышли на улицу. Богатый посмотрел на небо. Сжал зубы и сказал мне:
 
— Им ничего не нужно. Они одолжение делают Богу и храму — придут, если всё будет чисто. А я думаю, что Богу мил их маленький труд. Без их ответа Он не даст им храм. За малый труд и ревность Бог бы им и монастырь тут дал. Бог всё может. Богу нет ничего невозможного. Сам знаю… Пустое это. Если людям Бог не нужен без храма, так Он им и с храмом не будет нужен; скажи батюшка?
 
— Да, уж пришли времена, что не народ содержит священника, а священник — народ и храм. Я им построй. Я им служи… А дети пусть театр танцуют на Рождество. Тогда они согласны. Но следят, чтобы, упаси Бог, я не был не то что богат, а такой, как они; чтобы я тут вёдрами песок таскал и жил воздухом, как конь на траве… Дачницам храм? Как это так?
 
— Отец! Но ведь община строится священником. Если ты начнёшь убиваться на храме до изнеможения, каждый день служить, то и будет созидаться община. Наша поповская работа видна, как и работа столяра, садовника, архитектора. Вот я — батюшка кочевой. Часто подменяю священников на службе. И по исповеди видно качество общины и христиан. На запущенном приходе они на исповеди жалуются на весь белый свет и просят у Бога здоровья и денег. А на ухоженном — тоньше: уже в самом деле каются и просят у Бога сил на дела милосердия.
 
— Так-то оно так, отец Константин. Но я тут командировочный. И это у вас в городе подобная динамика. У вас людей много, и вы в храме отбираете лучших, и они меняются. В провинции иное. Какие есть — такие и есть по гроб те же. Тут ничего не меняется. Тут время застыло. Они слушают, соглашаются, молятся, в храм ходят, а никто и ничто не меняются, как в застывшей шахматной партии. Это — село. В городе не понять…
 
 
Все правы и… не правы. Все пытаются вроде бы свести других людей вместе для работы, а самим ничего не делать. Они как в карты играют. В «дурачка». Кто первый выложит карту, а другие будут её бить. Кому и когда Бог даёт храм, страну и город? И вспомнилось…
 
И обратились мужи оттуда, и пошли в Содом; Авраам же ещё стоял пред лицем Господа. И подошёл Авраам, и сказал:
 
— Неужели Ты погубишь праведного с нечестивым, и с праведником будет то же, что с нечестивым? Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников (если они находятся) в нём? Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно?
 
Господь сказал:
 
— Если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу весь город и всё место сие.
 
Авраам сказал:
 
— Да не прогневается Владыка, что я скажу ещё однажды: может быть, найдётся там десять?
 
Он сказал:
 
— Не истреблю ради десяти.
 
И пошёл Господь, перестав говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в своё место.
 
Я так думаю, что храм появляется и стоит город там, где находится определённое число праведников, коим необходима Евхаристия, и которые милосердием своим доказали Богу, что для их милосердия им нужна благодать, восполняющая силу их сердец.
 
Нет милостивых в селе — не будет храма. Нет людей, чьи сердца любят службу, — не будет в селе храма. Нет людей, в тишине своих сердец беседующих с Богом и жаждущих принять в сердцах милостивого и сладчайшего Святого Духа, — не будет в селе храма…
 
Ведь Бог живёт не в стенах и скиниях, не в бутылочках с маслом, ни в иконах и сводах храма, ни в иконостасе, ни в чём другом, а в сердце человека. Как сказано: «Царство Божие внутри вас. Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живёт в вас? Что город разрушенный, без стен, то человек, не владеющий духом своим». Если оно есть в сердце, то храм просто оформляет это внутренне царство стенами. Нет? Как оформить пустоту и каприз?
 
 
Не Моя ли рука сотворила всё сие?
 
Господи, не мы, а Ты через нас творишь наши храмы сердца. И храмы из камня. Ты отвёл Свой взор — пал несравненный Иерусалимский храм. Люди отвели взор от Тебя — и пал этот сельский храм посреди заснеженной русской равнины.
 
Люди ищут денег и хотят видеть храм, и он не даётся им. Они тянут друг друга за руки, а не так храм строится. Храм — это оболочка молитвы. Храм — корабль спасения тем, кто хочет попасть в Царство Божие. Храм — то место, где душа, очень любящая Бога, встречается с Ним.
 
Во многих сёлах стоят руины храмов и зарастают травой, не нужные никому, кроме дачников. Да и дачникам не нужны. Зачем Богу храм без людей? Без людей храм Божий — просто камни…
 
Обратно выехал в снегопад. Бог прикрыл нашу развороченную землю белыми снеговыми скатертями. Бог всегда хочет нам блага. Бог всегда что-то делает для нас. Ему ничего не жалко. И храм не строится не потому, что Бог не хочет, а из-за нежелания людей. А что сделает Бог, если никто не хочет вынести ведро мусора из алтаря? Что Он может сделать, коль они ищут силу в деньгах?
 
«Ибо аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии; аще не Господь сохранит град, всуе бде стрегий и ни насаждаяй есть что, ни напаяй, но возращаяй Бог, ибо это зависит ни от хотящего, ни текущего, но милующего Бога».
 
 
Посмотрим…
 
Погода сейчас такая, когда сила и чистота снега борется с грязью и слабостью раскисшей земли. Когда великолепие белого безмолвия борется с гневом шумящего ветра.
 
Сила и красота. Смерть и чистота. Мрак ночи и сияние снега. Всё как на встрече в разрушенном храме. Среди этого белого безмолвия молчит земля, но не молчит небо.
 
Ехал назад и думал об Иерусалимской стене плача. Новый Иерусалим воздвигли без Бога. А храм без Бога не даётся. Теперь и у нас в сёлах есть собственная Стена плача. Десять праведников спасут этот сельский храм.